НОВЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ И ПРИТЧИ
Тимур ЗУЛЬФИКАРОВ
Осень при дверях
НОЧЬ
Август жнивень
Август звездопадник
Кто-то косит в небесах вселенскою косою перезрелы звёзды
И такая тишь блаженная стоит стоит недвижная такая тишь стоит
Что слышно как глухо с близких звёзд хрустальные собаки лают
ЗЕМЛЯНИЧНОЕ ЛЕТО
Матушка моя! такой нынче урожай лесной кроткой духовитой земляники
уродился этим блаженным летучим летом летом летом
Я набрал ленно полно лукошко лесных рубинов земляники
Ах матушка! вот бы насыпать нежно доверху этих ягод сокровенных
в твою старинную любимую чашку
А есть древняя народная примета лета – кто съест десять чашек земляники
тот не будет хворать болеть жемчужною искристою бездонною зимой зимой зимой
Ах матушка!
Да нет тебя уже уже уж на земле
Уже четыре года протекло, как ты ушла покинула неслышно нежно
улыбчиво осиянно
Эту земляничную землю это духовитое исполненное рубинов лесных
текучих земляничное лукошко
И любимая твоя старинная чашка пустынна и чиста
Ах древняя народная примета
Что ж ты? что ж ты не сбылась? что ж ты, как вокзальная цыганка посулила? поманила? понаделала?..
СЛЁЗЫ СТРЕКОЗЫ
Летом летом переспелым летом
У лазоревого кроткого прикровенного лесного таинника-озерца-ямины-бочажка
Я подружился с малахитовой трепетливой стыдливой стрекозой
И она прилетала и пылко доверчиво девственно опускалась смирялась
садилась на мою ладонь
И глядела пылала на меня квадратными изумрудными неслыханными очами
очами наполнялась колебалась изумрудами живыми
А на изумрудном дне её зрачков роились золотистые соринки словно
в роднике златые песчинки
Потом лето мимогрядущее мимотекущее медовое прошло и разнотравье
малахитовое переспело перемлело полегло
И я захворал в одиноком деревянном доме сарае ковчежце моём
И лежал средь осени дождливой одинок одинок как забытый лесной бочажок
Окрест никого никого – только всеохватный всесмутный угнетатель
дождь дождь дождь
И вдруг сонно бредово слышу чую что кто-то тычется лепечет шелестит в моё окно
Дождь? не дождь? Дождь? не дождь? Дождь?.. А кто? ещё? придёт?
В травяное одинокое жильё? бытьё? уже быльём поросшее травой моё?
Я открыл окно в дождь и увидел её
И она тихо нежно влетела и опустилась угнездилась на моё горящее лицо
И её трепетливые хлопотливые лапки и крылья задели тронули ресницы
огненные оголённые забвенные мои
И она нежно гладила меня по щеке бархатистым пыльцовым брюшком
как дальная моя матушка ласкала меня давным давно ночным баюкающим рукавом
А в неслыханных квадратных очах её сияли вспыхивали лились текли
алмазные изумрудные переливчатые слёзы
О Боже! Бред? Сон?.. О Боже!..
Потом я уснул бездонно как деревенское болезное дитя которому дали упоительный мак
А утром меня покинула хворь дурь истома огонь
И я пошёл в осенний опадающий лес неистово мокро златой
И я искал её – слёзную целительницу летучую мою
Но не нашёл
ШЕРШЕНЬ
Я брожу в травах мокрых сладчайших под ливнем тёплым августовским икшанским
И собираю белую жемчужную ромашку и золотой зверобой что свежей бронзой пахнет
Я нагой брожу в ливне телесном тёплом материнском утробном
И неслышно неотвратимо комары слепни мухи и бабочки (бабочки зачем?)
садятся в ливне на тело моё и пьют сладко кровь мокрую мою
А потом густой шершень неслышно прилипает пристаёт к телу моему
И я гоню комара и слепня и мух и бабочку гоню
А шершня неистового кромешного терплю
А шершень ест пьёт гонит бьёт язвит коров лошадей и коз
А нынче люди русские порезали извели коров коней и коз
И я стою покорно в травах необъятных тоскующих по скоту русскому убитому
Как тоскует русская всевечная вдова по вечноубитому мужу воину своему
И я стою виновато мокро повинно в травах как сгинувшие враз
корова конь коза
И шершень упоительно мстительно пьёт ест смакует цедит язвит меня
И только мокрая высокая трава родимая жалеет гладит лелеет касается родимая меня…
ДЯТЕЛ-ДОЛБЁЖНИК
Бреду брожу лечусь в летнем лесу целебном пуховом летящем
Дятел-долбёжник – вечный соловей русского леса стучит лечит дерево
Извлекая из коры и заболони древогубителей: златок, стригунов, стеклянниц, усачей…
Вот бы и человеку многоболезному как роща дерев – вот бы человеку
такого врачевателя от грехов…
Я выхожу в луга несметные некошенные заливные молочные
А где стада ваши? а где пастухи ваши? а где косари с косами?
Аль стада заблудились? аль вымена коров заброшенных о травы избились
истратились искололись без доярок блудливых?
Аль пастухи и косцы полегли не с косами а с самогонными бутылями?
О Русь-матушка иль почила в сонь-синь-травушках?
О Русь-матушка аль стала сонь-синь-травушкой?..
Иль нынче в лютое безвременье лихо трудятся лишь дятлы да воры
да тати да блудницы да убивцы?
А иные полегли в несметные сонь-травы с медовыми слепыми самогонными бутылями?..
А кто разбудит Русь-матушку почившую в медовых сонных травах?
Яблочный Золотой Спас уже грядущий в ещё зелёных изумрудных яблоках
ДРУГ УШЕДШИЙ МОЙ
Друг ушедший мой
Вот твоя заброшенная запущенная трухлявая согбенная словно упавшая на колени изба изба
Луговая овсяница вика зверобой полынь осот короставник нивяник
голубой цикорий луговой мятлик венерин башмачок оплели окружили
удушили былое жильё житьё твоё
О друг ушедший навек усопший онемевший мой мой
Твоя изба опала наклонилась низко полегла в траву
Твои плетни истлели пали и травою стали
Твоя калитка с ржавым истлевшим замком пала
И лежит таит в траве забвенной становясь травой
О друг усопший сладчайший незабвенный мой
И ты ушёл в траву аки плетень аки калитка с ржавым замком
О друже аль и ты стал шепчущей мятущейся шёлковой травой
И в какую калитку нынче ты стучишься и какой замок ты отворяешь
И я знаю чую что калитка райская та та та тебе неслышно нежно щедро отворяется
И принимает навека и ублажает… ублажает… и уводит сладко усмиряет… умиротворяет…
ФЛОКСЫ РАСЦВЕЛИ
Сегодня ночью флоксы расцвели
Сегодня ночью флоксы окутались фиолетовыми нежными клубами дурманами
Но что ж ты радуешься ночной мой друже что ж ты радуешься
Ведь флоксы – цветы позднего уходящего августа серпеня звездопадника
Осень при дверях… при калитках печальных при избах блаженно горбатых
осыпанных угнетённых палыми зыбкими яблоками
Флоксы гонцы предтечи апостолы осени многострадальной
Сегодня ночью флоксы окутались сладчайшими дурманами
И ты забыл о нежной скоротечности скорохрупкости русского святого лета
И радуешься и рыдаешь среди флоксов быстротечнонежнодымнофиолетовых
щемящих как болезнь сердечная последняя
Ах флоксы друзья подруги сладкотленные
А я томлюсь стою пред вами на коленях на моленных
Скоро скоро полетят белы мухи первоснежья
О блаженно!
РУСЬ В ТРАВАХ
Здесь всякий лес – Сад Гефсиманский
Здесь всякий холм – Голгофа
Здесь всякая тропинка – Via Dolorosa
Здесь всякая вдова с геранью у окна в заброшенной святой избе
Заплаканная полевая избяная заботливая улыбчивая блаженная Богоматерь
Здесь всякий странник бездомник бесприютник нищий рваный полевик
Полевой прохожий яблочный медовый Спас Иисус
Здесь всякий старец весь в сединах объятый серебром живым безмолвник
в ветхостном скиту – Бог
ПОТОМКУ…
О мой грядущий друже! мой потомок для меня уж безымянный!
Ах засыпь забросай забытую мою могилу русским медоносным блаженным
вспыльчиво медвяным разнотравьем
Ах! Господь! В павлиньем в атласном в малахитовом в необъятном русском лете всесладчайшем
Ах я был всего лишь золотым шмелём медопьющим на голубом цикории
да на лиловом короставнике
О Господь! О кто восплачет? Кто того шмеля помянет? кто помянет? кто помянет?
Ах мои земные радостные шмелиные пчелиные гостеванья! расставанья! разрыванья! упованья
На небесное всевечное нетленное свиданье…
БЛУДНЫЕ ЖЁНЫ
Дервиш сказал на призрачных улицах Москвы среди сонмов ночных блудных жён:
О человек! о муж! о брат мой! Мала вина этих голодных трясущихся от страха дев и жён шатких! Но вот ты подходишь к одной из них и алчешь наготы её продажной! Ты алчешь трупа равнодушного! Ты ступаешь заживо в могилу твою. И в тот момент – ты навсегда? навсегда! брат слепой мой, губишь душу свою и тело!
И вина этих несчастных замёрзших блудниц беззащитных осенних иль зимних – ничто по сравненью с твоей гибелью…
Ты преступник, а не она, ибо если бы ты не подошёл к ней – она бы осталась нетронутой и ушла бы с дороги смерти и обочины греха…
Но ты пошёл с ней, и повёл её по дороге смерти, и навек погиб, когда подошёл к ней. Слепец!
И ты раньше неё уже шагнул в смерть, когда соблазнился совратился…
И ты навсегда опоганил убил жизнь свою, и душу свою, и плоть свою растлил.
И ты навсегда загубил святое сокровенное соитье божьих человеков, от которого сам некогда явился на свет.
И вот ты опоганил загадил святую колыбель свою… исток свой измутил… затоптал…
Не она грешница, а ты убийца – и её, и себя ты убил…
Вспомни слова Спасителя: “Горе тому, чрез кого соблазн приходит…”
А ты пришёл с соблазном к беззащитной…
Горе тебе…
СОМНЕНЬЕ
О Господь! прости мя а всё же невыносимо нестерпимо разрывчиво для живой души моленной, что навек бесследно ушли с земли мои усопшие друзья и возлюбленные
И там где только что трепетные горячие мы ликовали вились длились у весенней горной реки дышали жадно и жарили травяных ягнят и пили вина и лелеяли тайно на приречных песках спелых радостно нагих змеетелых возлюбленных своих – нынче нет никого кроме речного вечного ветра
Словно все попрятались за валуны и скалы речные…
Эй родные родимые златотрепетные мои! выходите из-за камней!..
Да нет никого…
Только ветр колышит гнёт куст равнодушного боярышника у воды…
Ветр кружевной дымчатый водяной алмазный рассыпчатый речной – ветр целительный но не исцелит он души моей…
О Господь мой!
И что же хладные мудрецы в пустыне или монахи молчальники схимники в дальних сизых святых кельях скитах утешат меня вместо тех горячих попрятавшихся за валунами и скалами?
Господь Господь! Владыка всех жизней и всех смертей и всех загробных душ отлетевших!..
Да не утешить меня Твоего муравья
Возьми меня за те скалы и за те валуны спрячь навек мя
ИИСУС ХРИСТОС И ПРОРОК МУХАММАД
Дервиш Ходжа Зульфикар сказал проходя мимо Церкви и Мечети
Дервиш поклонился Храмам и сказал:
– У великого вселенского Раввина Отца Иудаизма родились Два Сына: Иисус Христос и Пророк Мухаммад
Первый Сын склонен к смирению и к тому чтобы Его угнетали и распинали…
Второй Сын взамен склонен к восстанию и насилию ибо устал от смиренья старшего мудрого Брата и вот взялся за оружие
А Отец всегда боле любит младшего Сына?
Не знаю не знаю не знаю
И дервиш пошёл по дороге пыльной к Самарканду попеременно долго долго кланяясь то Церкви то Мечети
То Старшему Сыну то Младшему Сыну…
Не знаю не знаю не знаю…
И что может знать одинокий путник на дороге?..
