"Литературная газета", 13 марта 1996 года Тимур ЗУЛЬФИКАРОВ

Послание Олжасу СУЛЕЙМЕНОВУ,

поэту, мудрецу, послу Казахстана в Италии

Дорогой, древний, трепетный друг мой! Вот и грядет твое шестидесятилетие, поэт.
На Востоке шестьдесят лет - это начало мудрости. На Западе - это печаль заунывной пенсии. Тогда Ходжа Насреддин сказал бы, что Евразия - это мудрец на пенсии?

В двадцать лет Аллах поселяет в человеке любовь к женщине...
О, победоносный Олжас, говорили в молодости, что Ты знаешь секрет и формулу любви. Так утверждал Твой пламенный и верный друг - поэт Магомед Алиев.
Вот человек произнесет эти тайные сокровенные слова - и любая дева покорится ему!..
Я думаю, что это слова древних жрецов любви, от этих слов влюбленные самозабвенно теряют одежды, как осеннее златое древо листву...
Может быть, поэзия и родилась для соблазнения стыдливых дев?..
А, мудрец? А, поэт?.. Ведь соблазнение - это исток деторождения, начало новой жизни?..
В тридцать лет Аллах поселяет в человеке любовь к вину и застольям пенных, пылких друзей.
О, виночерпий и блистательный тамада, Уста Олжас - Ты и нынче с пиалой вина, и не дрогнет щедрая рука Твоя!..

В сорок лет - страсть к путешествиям. И вот, Олжас, Ты уехал на брега италийские...
В пятьдесят лет - земную любовь к мудрости... И вот Ты сотворил "Аз и Я" и "Глиняную Книгу". Эти книги беседуют с Вечностью и переживут нас, мимолетных. По слову Бунина: "...из древней тьмы, на мировом погосте, Звучат лишь Письмена..."
В шестьдесят лет - святую любовь к Богу.
Поэт, мудрец, странник - Ты вошел в Храм и ждешь нас, заблудших? И райские сады уже плещутся в душе Твоей?.. Пусть подольше сады эти подождут Тебя!..
А дервиш Ходжа Зульфикар, за спиной которого я долго и тайно скрывался от чудовищных прожекторов Империи, говорит: "Мне стало шестьдесят лет! Но по вечерам, когда
наплывала сирень сумерек, я чувствовал, что мне шестьсот лет... А когда являлись в ночном небе бездонные Плеяды - я чуял, что мне шесть миллионов лет... да!.."

Дорогой брат Олжас! Пока не пришла наша Ночь с Плеядами и с миллионами забытых лет, я хочу вспомнить, как осенью 1958 года Ты появился в Москве, в Литературном институте имени Горького.
Тогда много было в институте талантливых поэтов: Белла Ахмадулина, Юнна Мориц, Юрий Панкратов (ау, талантливейший, сгинувший первооткрыватель Панкратов - где ты?), Юрий Григорьев, Давид Маркиш...
И вот мы услышали Твои первые стихотворения, Олжас! Вот одна из прелестных миниатюр:
...Ах, какая женщина, руки раскидав,
спит под пыльной яблоней.
Чуть журчит вода...
В сторону смущенно смотрит старый
конь.
Солнечные пятна
шириной в ладонь...
А вот экспрессивная, пророческая баллада "Волчата". Я хочу, чтобы она прозвучала полностью. Я помню ее наизусть:
Шел человек,
шел степью долго-долго.
Куда? Зачем?
Нам это не узнать.
В густой лощине он увидел волка,
точней - волчицу,
а вернее - мать.
Она лежала в зарослях полыни,
откинув лапы и оскалив пасть,
из горла перехваченного плыла
толчками что-то темное,
как грязь.
Кем? Волком иль охотничьими псами?
Слепым волчатам это не узнать.
Они, толкаясь и ворча, сосали
большую, неподатливую мать.
Голодные волчата позабыли,
как властно пахнет в зарослях укроп,
они, прижавшись к ранам, жадно пили
густую, холодеющую кровь.
И вместе с ней вливалась жажда мести.
Кому?
Любому. Лишь бы не простить.
И будут мстить
в отдельности, не вместе,
а встретятся - друг другу будут мстить.
И человек пошел своей дорогой.
Куда? Зачем?
Нам это не узнать.
Он был волчатник,
но волчат не тронул:
волчат уже
не защищала мать.
Это ль не пророчество об Империи-волчице и ее алчных вождях и осиротевших мстительных народах?..

В салонный, болезненно изысканный мир московской поэзии ворвался джигит на коне. Он принес с собой духмяный ветер степи, и от этого вольного кумысного ветра стало зябко и тоскливо в прокуренных аудиториях Литинститута и в наших библиотечных городских
душах. Ветер принес нам голоса князя Игоря и самого Чингисхана. Ветер ушел - голоса остались, став вечным Словом.
А нам стало сладко и тревожно, как в маленьких пограничных селеньях за день до нашествия Амира Тимура.
Но это было блаженное нашествие Олжаса
Сулейменова на русскую поэзию! Сама Степь, сама Азия заговорила на отменном русском языке. Забытые племена уйсунь, канглы, дулат и ассирийцы, кипчаки, огузы из степных курганов восстали, воскресли и обрели вечное житие в русской поэзии...
Вот древняя огузская былина: "Пришел мой дед Коркут, заиграл радостную мелодию, рассказал, что приключилось с мужами..." Где же войны, которые говорили - весь мир мой? Их похитила смерть, скрыла земля. За кем остался тленный мир? Я дам прорицание, сын мой. Твое тенистое, крепкое древо рода да не будет срублено! Твои родные пестрые горы да не обрушатся! Твоя вечно текущая река да не иссякнет! Да не будет обманута твоя, данная Богом, надежда..."

Дорогой брат Олжас! Я заметил, что в Твоих сочиненьях Ты часто используешь две Твои любимые казахские пословицы: "Если бьют камнем - ответь угощеньем...", "Если встретишь человека - обрадуй его: может быть, ты видишь его в последний раз"...
Я знаю, что в наше тяжкое, разрушенное время Ты продолжаешь жить согласно этим истинам, хотя Тебе и самому нелегко.
Но дервиш говорит, что в Последние Времена только нищий будет подавать нищему...
Только Аллах знает, сколь многим страждущим Ты помог! И средь них мои земляки-беженцы, таджикские писатели и ученые...
Олжас! Ты еще и блистательный политик, лидер антиядерного движения "Невада - Семипалатинск" и председатель партии Народный конгресс Казахстана, и Ты знаешь, что Революции - а у нас нынче на дворе лютая Революция - не нужны поэты и мудрецы.
Слава Богу, нынешняя Революция не расстреливает поэтов, а делает из них послов в дальних-дальних странах.
И вот политическая слепая волна вынесла Тебя на брег Италии, где бродили и поныне бродят Леонардо да Винчи и Данте, где Гоголь сотворил "Мертвые души", где написали дивные стихотворения Блок и Пастернак...
...Твой дымный ирис будет сниться...
Как юность ранняя моя...
(Блок)

Или:
...Венеция венецианкой
Бросалась с набережных вплавь...
(Пастернак. "Венеция")
Дорогой брат, дипломат Олжас! Может, эти великие тени разбудят Твой утихший дар Поэта и как из раскопок древнего кургана являются нам смуглозлатые украшения скифских царей и цариц, так явятся нам новые творения поэта-посла-изгнанника? Современного Овидия Назона?..
Я знаю, что более тридцати лет Ты работаешь над книгой "Тысяча и одно слово". Это книга об истории слов, письменных знаков...
Желаю Тебе завершения этого монументального труда! Но жду и трепетных, как в младые годы, пронзительно живых, как та, Спящая под пыльной яблоней, стихотворений! Жду "Итальянских элегий" от посеребренного временем шестидесятилетнего Маэстро.

Почему-то часто в последнее время я вспоминаю и повторяю слова оптинского старца-мудреца Никона: "Никогда не было, нет и не будет беспечального места на земле. Беспечальное место может быть только в сердце, когда Господь в нем..."

Дорогой Олжас! Мне тоже в этом году будет шестьдесят лет, а я, заблудший слепец, все еще ищу беспечальное место на земле. И я думаю, что это место там, где встречаются друзья, и звенят пенные бокалы, и льются хмельные, улыбчивые речи.
Дай Господь, чтоб таких мест на земле было побольше!

Родной брат мой, поэт, здравствуй! И я - через все расставания и расстояния! - поднимаю бокал с вином за Твое благоденствие и Твою душистую, как степной ветер, и мудрую, как древний тибетский манускрипт, поэзию!
Да не прольется, не расплещется вино в дрожащей от радости руке!..

P.S. Брат Олжас! Нынче я нищ, как и народ мой, неповинно обобранный. И потому мне нечего подарить Тебе. Прими мой скромный дар: эти несколько дервишских притч, посвященных Тебе.
Вечный Ходжа Насреддин и вечный Ходжа Зульфикар кланяются Тебе в Твой день рождения.
Прими и приюти хоть на миг этих бессмертных бродяг. Им жить и после нас.
И они устали от пыльного кочевого бессмертия и ищут скоротечного живого приюта у нас, тленных и веселых.
С любовью твой Тимур